Автор 
О философе Алексее Лосеве рассказывает его спутница
жизни Аза Тахо-Годи
Масштабом личности и мысли сравнить Алексея Лосева
в советский период философии не с кем. Говорят о нем
просто: «Глыба. Сфинкс. Тайный монах». Его спутница жизни и ученица Аза
Тахо-Годи, автор культового для любого гуманитария учебника «Античная
литература», рассказывает о том, каким был Алексей Федорович в жизни.
Шапочка Мастера
— Аза Алибековна, это правда, что Лосев был одним
из прототипов булгаковского Мастера?
— Преувеличение. Речь идет, собственно говоря, не о самом
Мастере, а о его знаменитой черной шапочке с буквой
М. Лосев тоже носил черную шапочку. Многие считали, что это академическая
традиция. Но это была монашеская скуфья, которую он надел после
тайного пострига 3 июня 1929 года. У Булгакова был друг Павел
Сергеевич Попов, университетский товарищ Алексея Федоровича. Попов курсировал
между двумя этими полюсами — Булгаковым и Лосевым — и мог
описать Михаилу Афанасьевичу лосевскую судьбу и облик.
— Вы упомянули тайный постриг Лосева. Что это было
за явление — тайное монашество?
— В ХХ веке монашество в миру было распространено
и у нас, и на Западе. Что касается Алексея Федоровича,
то с его стороны это, конечно, был своеобразный протест. Сколько
в России канонизировано теперь новомучеников — и все они
оттуда — из 20-30-х годов прошлого века. В это тяжелое
и страшное время Лосев и его супруга Валентина Михайловна, тоже
ученый, астроном, принимают монашеский постриг, выразив тем самым единение веры
и разума.
— Это его решение вопроса о верующем ученом?
— Для Лосева вера и разум всегда были едины. По апостолу Павлу:
«Верою разумеваем». Это единение веры и разума было не только
в христианстве. Еще Аристотель говорил о том, что философия
начинается с удивления перед величием мира, а затем переходит
и к его познанию.
С юности Лосев считал, что мир можно познавать только целостно: высший
синтез науки, философии, религии, искусства и нравственности. Особенно
он подчеркивал пятую составляющую, о которой обычно забывают.
— Интересно, как Лосев отреагировал на изобретение водородной бомбы?
— На политические темы Алексей Федорович разговоров не вел,
но тогда сказал, что это страшная трагедия для ученых, особенно для
верующих. Выбор страшен.
— На днях прошла презентация второго издания вашей книги «Алексей
Лосев» в серии"ЖЗЛ" (интервью взято в феврале 2008 г .
— Прим. ред.). Чем оно отличается от первого, вышедшего
в 1997 году?
— Главный корпус текста, естественно, сохранился. Я не хотела
существенно его менять, тем более что недавно завершила работу над собственными
мемуарами, где вновь пишу о Лосеве. Там будет много того, чего здесь нет.
Обновлены всевозможные ссылки, сноски. Ведь с тех времен появилась новая
литература, связанная с лосевской тематикой. Зачастую, увы, с фактическими
ошибками, в том числе в ряде печатавшихся воспоминаний. Поэтому мне
(и не только мне) пришлось выступить в качестве критика таких
публикаций. Я включила в это издание и краткую летопись жизни
и творчества Алексея Федоровича, а также историю создания «Дома А.Ф.
Лосева». После смерти Алексея Федоровича дом захватили всякие коммерческие
организации. Над кабинетом Лосева обосновался даже какой-то шаман, якобы
исцелявший от разных болезней. Нам, т.е. Культурно-просветительскому
обществу «Лосевские беседы», хотелось сделать дом философским центром.
Но мы натолкнулись на большое сопротивление. На дом
претендовали бездна людей: и иностранных, и своих собственных, вплоть
до каких-то сахарозаводчиков и уральских миллионеров. Столько было
борьбы, пока тогдашний префект А.И. Музыкантский не помог. В итоге
возникла известная москвичам Библиотека истории русской философии
и культуры «Дом А.Ф. Лосева».
Человек будущего
— Ваша книга начинается с того, что прошлое для
Лосева «было тем ушедшим, счастливым миром, боль об утрате которого была
мучительна». Алексей Федорович был человек прошлого, настоящего или будущего?
— Прошлое всегда было с ним. Но это вовсе не значит, что
он был человеком прошлого. Лосев его великолепно знал: и как ученый,
и как философ, и как человек церковный. Прошлое для него было открыто
начиная с античности.
В настоящем он чувствовал себя одиноким. Потому что людей,
с которыми он мог общаться, было мало. Соответствующие ему уходили,
гибли, умирали в водовороте советского века. А после того как Алексея
Федоровича арестовали и отправили на Беломорканал, их стало еще
меньше. Когда он вернулся, от него испуганно шарахались. Я могу
просто по пальцам перечислить тех, кто оставался при Лосеве.
Что же касается будущего. Идеи-то лосевские — на стыке философии
и филологии (он заканчивал Московский университет по двум
отделениям). Его важнейшие научные труды посвящены философии языка
и философии имени. Крупные современные ученые считают, что своими книгами
Алексей Федорович вошел в ХХI век.
— Все ученики Лосева вспоминают его огромную фигуру, похожую
на каменного сфинкса за столом... А каково жить с гением
в одной квартире? Походил ли он на тех оторванных
от мира сего мыслителей, которые варят в кастрюле часы, а яйцо
держат в руке?
— Никогда не был рассеянным, всегда был очень собран. Терпеть
не мог никаких халатов, шлепанцев. С утра у него должен был быть
отглаженный костюм и галстук. Он говорил: «Не умеют теперь
галстуки-то завязывать: покупают готовые. А я вот покажу, как надо».
И виртуозно демонстрировал. Не выносил расхлябанности.
Поначалу он, сидя в своем кресле с львиными подлокотниками,
всегда в пледе, мог показаться отрешенно суровым. Таким и запечатлели
его известные фотохудожники. Например, Юрий Рост. Но когда начинал говорить,
становилось ясно, что он очень общительный, живой собеседник.
Уроки политграмоты актрисы Яблочкиной
— Как строился его день?
— Некоторые даже упрекали Алексея Федоровича: почему у вас все так
строго распределено, день расписан поминутно. Ночью он не спал,
страдал бессонницей, потому что привык еще с лагерных времен обдумывать
и сочинять книги в уме. Свои ночные мысли записывал на отдельных
листочках карандашиком, а потом уже их диктовал. Вставал поздно.
С часу до пяти работал за столом. Потом был часовой перерыв,
а в шесть приходили аспиранты заниматься древнегреческим, латинским,
сравнительной грамматикой индоевропейских языков. Вот за этим столом (Аза
Алибековна поглаживает скатерть) собирались около 15 человек. В эти
годы Алексей Федорович в институт уже не ездил, но у него
были официальные занятия по программе кафедры общего языко-знания.
Посторонних я не пускала. Все аспиранты записывались: вот у меня
списки — более 600 душ! В восемь вечера мы обедали.
А в девять или позже приходили те, кто хотел побеседовать
с Лосевым. Иногда засиживались до полуночи. Я помню, кто-то
из наших молодых приятелей говорил: «Ну не может не быть
у вас, Алексей Федорович, немецкой крови. Такой вы аккуратный
и педантичный». А Лосев обычно отвечал: «Немецкой нет,
но возможна шведская». Так рождался миф. Почему-то считается, что если
русский человек, так должен быть каким-то неуверенным в себе
и обязательно расхлябанным.
— Может быть, это монашеская собранность?
— Нет, он был собран и прежде, еще учась в гимназии.
От деда-протоиерея могло что-то передаться.
Но, с другой стороны, отец был очень «живой человек». «Вот от кого
ко мне перешла страсть, — смеялся Лосев, — только страсть
к науке, музыке, размаху, а не та, что была у отца,
математика, музыканта, дирижера Войскового хора и «гуляки праздного».
Он бросил семью, когда мальчику было всего три месяца. Но Алексей
Федорович не стеснялся своего отца, очень весело говорил о его
увлечениях.
— Видно, что человек был с чувством юмора...
— Отлично помнил анекдоты, любил их рассказывать и слушать.
Рассказывал «в лицах». Например, о Яблочкиной, знаменитой актрисе
Малого театра, которая должна была посещать уроки политграмоты.
— Не спать ночью — эта привычка, говорят, передалась и вам?
— Ночью я читаю. Вот недавно перелистывала интереснейшую книгу
Александра Чудакова и нашла замечательный кусок. Одного ссыльного, бывшего
лагерника, спрашивают: «Ты знавал философа Лосева на Беломорканале?»
А он отвечает: «Философа не знал, а вот песню про него пели:
«Тачку тяжко везем по гробам, // Лучше б Лосев молчал про пиво, //
Что давали в Египте рабам». Видно, Алексей Федорович там рассказывал, что
даже рабам, которые пирамиды строили, давали пиво (это ж древнейший
напиток) для укрепления духа и тела. Советские заключенные не могли
об этом и мечтать.
— Культовый учебник Тахо-Годи «Античная литература» известен многим
поколениям гуманитариев. К сожалению, сейчас эпоха «агрессивных
программистов», которые не понимают, зачем нужно массу времени и сил
тратить на зубрежку мертвых языков. Что им можно возразить
с философским спокойствием?
— Это примета времени, но примета временная. Потому что есть нечто
вечное. А есть то, что уйдет. И эти умники когда-то окажутся
в хвосте у новых технарей, ведь техника будет развиваться все дальше.
Хотя Владимир Соловьев говорил, что прогресса быть не может. Ведь
технический прогресс — это же не прогресс человека, его души,
сердца, ума. То, что связано с гуманитарными науками,
со словом — это вечное, ведь вначале было Слово, и Слово было
«Бог». Слово помогает человеку приблизиться к образу Божьему.
Ни в одном европейском языке слово «образование» не связывается,
как в русском, с «Образом». Во французском — это
«наставление», в немецком — «постройка», в латыни —
«выращивание». В русском «образование» — это то, что помогает
человеку приблизиться к Идеалу. И это только благодаря слову!
За такие оттенки надо ставить к стенке!
— В одном из интервью вы сказали, что
в «Диалектике мифа» Лосев развенчал мифы социалистического государства...
— В двух словах этого не объяснишь, книгу нужно читать, причем
лучше в издании 2001 года, где шрифтом выделены места, вставленные
вопреки цензуре. Тут же помещено так называемое Дополнение
к «Диалектике мифа». Уже в 1929 году Алексей Федорович хотел обновить
«Диалектику мифа», «учитывая современность». «Дополнение» — очень смелая
книга. Она вся пронизана анализом настоящего и будущего советской власти.
Сейчас в Интернете спокойно эти опасные страницы висят.
Но в 1920-е годы «Дополнение» никто бы не разрешил печатать.
— Лосева арестовали за «Дополнение»?
— Арестовали-то по церковным делам: якобы он состоял
в монархической церковной организации. В «Диалектике мифа» все было
вроде бы строго научно: чем миф отличается от метафоры,
от аллегории — чистая филология с философией. Но вот
в чем штука: когда уже цензура разрешила книгу печатать, Алексей Федорович
подумал: а почему бы не включить туда самые опасные страницы.
Он этого хотел, хотя и знал, чем все закончится. Супруга Лосева пошла
в издательство, якобы для того, чтобы сверить типографские листы
с оригиналом, привлекла к этому делу служащую и, пока сравнивала
текст, вставила в книгу «вредные» страницы. Валентина Михайловна была
очень храбрым человеком!
— Правда ли, что Горький назвал Лосева «малообразованным»?
— Что там сказал! Это напечатано было в «Известиях» и «Правде».
Подлинники публикаций находятся вот в этом архивном шкафу (указывает
на книжный шкаф у дверей). Статья называется «О природе».
Кто же, по мысли пролетарского писателя, портит эту природу? Есть
такие: неграмотные, безмозглые люди. И эти людишки не понимают ничего
советского, не видят нашей великой стройки. Одним словом, слепые.
Им остается только повеситься. Но Лосев дожил до 1988 года,
продолжал свои философские труды, несмотря на то, что действительно ослеп
в лагере на лесоповале.
— А сохранился ли рукописный подлинник этой статьи?
— Мы специально разыскивали его в архивах. Есть машинописный
текст с поправками рукой Горького. Он мог писать все это спокойно,
потому что до этого на ХVI съезде партии в своем отчетном
докладе Лазарь Каганович назвал Лосева «классовым врагом». Я читала
стенограмму съезда. Там любопытные ремарки. Например, драматург Киршон кричит:
«За такие оттенки надо ставить к стенке»! К слову, его самого
расстреляли в 1937 году.
Мысль веселится
— Не так давно вышел двухтомник художественных
произведений Алексея Федоровича «Я сослан в XX век». Как
вы считаете, в нем Лосев больше писатель или все-таки остается
философом?
— И философ, и писатель. Здесь нет противоречия. Даже
в сложнейших трудах Лосева масса настоящих художественных пассажей.
Например, читаешь о позитивистах и их отношении
к материальному миру и натыкаешься на «прославление
материи» — своеобразную похвальную речь или оду. Ироническую, невероятно
озорную.
— То есть присутствует явная игра языковыми средствами...
— Да не просто игра, это мысль веселится сама! Даже
из ГУЛАГа он пишет жене: «У меня все время рождаются сюжеты
в духе Гофмана или Эдгара По». Читайте об этом в книге Елены
Тахо-Годи «Художественный мир прозы А.Ф. Лосева».
(Елена Новосёлова)
rg.ru