Автор 
Глава 10
Опыт защиты научных основ психиатрии
Национальные особенности психиатрической экспертизы
Работая более 9 лет в судах в качестве «специалиста», т. е. «независимого
психиатра-эксперта», я наблюдал, как используются познания в области психиатрии
для решения гражданских и уголовных дел. Гражданские дела в основном сегодня
имущественные, т. е. делёжка недвижимости.
Уголовные дела - убийства по
неосторожности, должностные преступления и кражи в стиле «шопинг». Наверное,
большинство судебно – психиатрических экспертиз выполняется на высоком уровне.
Я это вполне допускаю. А эксперты – порядочные, честные специалисты, которые
прилежно выполняют свой профессиональный и гражданский долг, чтя статьи 1894
-18913 процессуального кодекса РФ.
Так получилось, что все эти годы я приглашался на судебные заседания, чтобы
выразить сомнения в качестве психиатрической квалификации тех или иных
расстройств участников судебного процесса (истцов и ответчиков). В этих случаях
диагностика не только «оставляла желать лучшего», но была совершенно абсурдна с
точки зрения обыкновенного здравого смысла, и беспомощна с точки зрения
методологии диагностической деятельности эксперта. Вот некоторые, почерпнутые
из дискуссий с экспертами, особенности такой судебно – психиатрической
экспертизы.
1. Психиатр – это не врач, а эксперт. Оказывается, психиатры – эксперты
гордятся тем, что не занимаются или даже вообще никогда не занимались
врачебной, лечебной деятельностью. «Я счастлива, что ни одного дня не работала
врачом», - заявила в суде одна молодая психиатр – эксперт.
Лечить людей – это
жалеть их, а жалеть – это использовать психиатрические знания только для
лечения, реабилитации и профилактики психических болезней. Эксперт радуется
тому, что ни одного дня своей жизни не потратила на борьбу с психической
болезнью. А чем тогда занимается государственный психиатр – эксперт? Он
использует знания, полученные при лечении психических болезней – потому они и
называются «клинической психиатрией» - только для того, чтобы использовать
диагностику заболеваний в целях следственной практики: защиты или обвинения
человека.
Заключение психиатра используется как вещественное доказательство или
«алиби». Но если эксперт не использует специальные знания для лечения человека,
то почему он пользуется клиническим методом сбора информации? И почему это
относится к «медицинской деятельности»?
Мой ответ таков: если психиатр –
эксперт выйдет из освященной благородным гуманизмом роли врача и превратится в
обыкновенного следователя, слова которого будут беспристрастно проверять, а не
благоговеть перед «научной риторикой», тогда всё «нескромное обаяние»
психиатрического диагноза рассеется как дым дорогих сигарет. И уже никто не
скажет в суде: «Вы, врачи, сами разбирайтесь в ваших сложных вопросах».
2. «Нет фактов, есть только интерпретации». Так говорил философ Ницше. Фраза
философа, очевидно, вырвана из контекста, из сложного философского дискурса,
поэтому и выражает суть сумасшествия: кроме собственных мыслей в голове нет
ничего объективного. Самое поразительное, что психиатры –эксперты именно так и
аргументируют свои суждения и выводы.
Во-первых, «всё зависит от школы
психиатрии», а не от фактов, т. е. от того, как и в какой «школе»
интерпретируют факты. Получается, что любое мнение оправданно не фактами, а
способом их интерпретации. Вопрос весь в том, какую «школу» признают сами
эксперты (корпоративная этика!).
Во-вторых, в угоду взятой на вооружение
концепции (интерпретации) производится селекция нужных для подтверждения этой
интерпретации фактов. Неподходящие факты игнорируются с «детской
непосредственностью»: «Мы не рассматривает эти факты, поскольку они
противоречат выставленному диагнозу». Если фактов, подтверждающих «выставленный
диагноз», нет, это тоже не смущает «грамотного» эксперта: «Необходимо провести
дополнительное исследование».
Это было сказано при проведении посмертной
судебно – психиатрической экспертизы человеку, который только один раз, за 20
лет до своей кончины, лечился в психиатрической больнице по поводу «абортивного
делирия». В-третьих, для достижения поставленной цели в форме «выставленного» на
всеобщее обозрение диагноза привлекаются любые, часто вообще не относящиеся к
психиатрической диагностике, факты из жизни и смерти человека. У экспертов есть
магическая формула: «Это зависит…., и так можно, и так…». Диагностическая
работа оказывается зависимой от сути судебной тяжбы, от «расклада» сил, от
вознаграждения и т. п.
3. Отсутствие критики к своим высказываниям. Я уже не буду вспоминать
определение психической болезни, психоза в частности, в котором отсутствие
критики к своему состоянию считается главным признаком болезни. Рассуждать с
экспертом о том, что его диагноз «есть частный случай некой теоретической
гипотезы», которую необходимо проверять и тут же отбрасывать, если удается ее
фальсифицировать, бесполезно. Карл Поппер рыдал бы навзрыд (от смеха или от
горя), послушав рассуждения экспертов, которых довелось слушать мне: «Я
нисколько не сомневаюсь в истинности моих слов; ведь я – эксперт высшей
категории».
Однажды я не выдержал проявления полной некритичности к собственному мышлению у
эксперта высшей категории с 20 летним стажем работы и завёл с ней дискуссию.
Слушалось дело о передаче наследства. Завещание было оформлено на сожительницу,
с которой умерший провел последние 5 лет, наверное, счастливой жизни, а не на родственников.
Родственники умершего не посещали его 20 лет, на похороны не приезжали, вообще
«не хотели знать», пока не выяснилось, что домик умершего находится в хоне
очень дорогой земли. Эксперт не могла ничего знать об умершем, кроме нескольких
строк из старых историй болезни, в которых не было описания психических
расстройств.
Все доказательства были построены на её собственных предположениях
и на противоречивых сведениях со стороны «свидетелей», которых привели
родственники умершего ветерана ВОВ. Женщина, обслуживавшая все 5 лет
подэкспертного и похоронившая его, сидела в зале суда и с нескрываемым
возмущением и удивлением слушала рассказ психиатра о душевном состоянии её
сожителя. Весь рассказ был облачён в клиническую форму под названием «психический
статус».
Как известно из любого учебника психиатрии, так врач описывает свои
впечатления о непосредственном общении с больным. Я поинтересовался, не
беседовала ли эксперт с «духом умершего», раз она так красочно описывает
«статус» того, кто умер за 1 год до возбуждения уголовного дела и за 1 год 3
месяца до начала проведения посмертной экспертизы. Эксперт «не поняла» ни
вопроса, ни иронии, ни моих сомнений в её диагностике. На самом деле она просто
исследовала доставшиеся ей тексты. Это была работа с текстами, но ни одного
слова не было сказано об этом. Эксперт представлял своё заключение так, как
будто она лично беседовала и исследовала человека.
4. Гностические заклинания. Я так называю различные штампы,
которые многие эксперты (видно, их так учат) используют вместо аргументов в
своих доказательствах. Самое частое заклинание такое: «По совокупности
данных…». Далее идёт любое предположение, которое выгодно эксперту. Это очень
похоже на магическое заклинание: «По моему хотению, по твоему велению, пусть
то-то и то-то станет тем то и тем то!» Никто из слушающих заклинание «по
совокупности» не в состоянии представить, обозреть мысленным взором всю
«совокупность данных», как и сам эксперт.
Это в сущности то же самое, что
представить себе некую бесконечность. Всю «бесконечность» представить
невозможно, как и всю «совокупность». А вдруг не вся совокупность имеется в
виду? Тем более что многие факты из этой «всей совокупности» изымаются как
неподходящие для аргументирования диагностической гипотезы! В пределах этой
заклинательной совокупности лежат предположения о существовании необходимых
фактов, о которых нет и речи в судебном заседании: фактов нет, но они должны
быть.
Если призывается «вся совокупность», то вместе с ней призываются и
симптомы, которых не было у испытуемых, но «должны быть» (по всей
совокупности). Если есть, например, указания на алкогольные психозы 10 лет
назад, то в настоящее время у испытуемого «должна быть деградация личности и
слабоумие». То, что человек «со слабоумием» опрятен, выписывает и читает
газеты, смотрит ТВ, беседует о политике и т. д. во внимание не принимается. На
возражение следует примерно такой аргумент: «Вот в одном московском интернате
для слабоумных научили олигофренов смотреть телевизор и петь под караоке, а
также просматривать журналы». Олигофрены тоже входят в генеральную
совокупность!
___________
13Уголовный кодекс предупреждает экспертов об
ответственности за дачу заведомо ложного заключения по ст. 307 УК РФ, о чём
судья отбирает у них подписку, которая вместе с заключением эксперта
направляется следователю.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ ...